Люди или звери?

В XX веке по учению Дарвина был нанесен серьезный удар. Теперь уже среди ученых существует несколько мне­ний насчет развития видов путем эволюции: они предпола­гают, что постепенность развития вида исключается, и жи­вотное могло измениться в течение нескольких десятиле­тий, а то даже и нескольких лет! В результате природных катаклизмов, резкого изменения среды обитания, пищево­го рациона и т.д. популяция почти полностью вымирала, и лишь самые сильные, а может быть, более гибкие в плане приспособления, резко мутировали и в результате этой му­тации продолжали жить дальше и размножаться до следу­ющей экстремальной ситуации (в геопланетарном масшта­бе, конечно). Этой своей теорией сторонники скачкообраз­ного развития — не эволюционного, а революционного — объясняют нам, почему сейчас не происходит никаких из­менений среди популяций, по крайней мере, с тех пор, как «человек разумный» стал следить за окружающей его средой и фиксировать хоть какие-то мало-мальские ее изме­нения.

Если придерживаться этой теории, то и сам человек вполне мог развиваться скачкообразно. Некоторые амери­канские палеонтологи даже высказывают мысль, что не мы произошли от обезьян, а сами человекообразные обезьяны есть не что иное, как тупиковая ветвь развития Человечест­ва!.. Если опять же поверить недавним открытиям ученых о том, что человеческая цивилизация пережила уже несколь­ко катастроф планетарного масштаба, где была полностью истреблена, не считая нескольких сотен «счастливчиков», то вполне возможно, что, борясь за свое существование, ос­тавленные на произвол судьбы и дикой необузданной при­роды какие-то группы людей стали приспосабливаться к окружающей среде более примитивным способом, нежели их широколобые соседи.

Видимо, природа, чувствуя определенные тенденции, уже выработанные в способе предыдущего существования, дает им выйти через экстремальную ситуацию, и нечто по­добное мы можем наблюдать и с психикой нормального че­ловека. В опыте современного психологического тестиро­вания есть методики, которые путем создания неадекват­ной ситуации выводят пациента из устойчивого состояния, мешая ему посредством сознательных логических операций найти выход в критической ситуации.

Человек оказывается на грани бессознательного выбора, и вот тогда-то весь его жизненный личный и генетический опыт дает о себе знать, то есть в процессе жизни в человеке, включая и его предков, создается определенная устойчивая тенденция, которая ре­ализует себя. Она как бы аккумулируется в сознании, и вдруг происходит «вспышка». Не зря известный психолог Юнг говорил о том, что о человеке лучше всего судить по оговоркам.

Можно много спорить о правильности этой методики, но нельзя отрицать, что до сих пор не ясно, почему у одних животных для добывания пищи развился хобот, у других — шея, у третьих — цепкие когти. Видимо, и здесь сказались тенденции, выработанные в процессе существования их предков. Когда-то все земные существа были не чем иным, как простейшим одноклеточным организмом, и, наверное, развивайся эти живые клетки в идеально одинаковых усло­виях, все существа походили бы друг на друга, как близне­цы, и на Земле установился Естественный Коммунизм, где все равноодинаковы и друг другу подобны… Но точно так же, как математика не может состоять из одних единиц, как алфавит невозможен из одной буквы А, так же и природа не может иметь знак равенства внутри себя.

Исходя из всего вышесказанного, можно прийти к выво­ду, что Кто-то или Что-то постоянно испытывает на упру­гость саму Природу. Не просто ее развитие, а, как дотош­ный садовод, проверяет каждую ее веточку, отпиливая за­сохшую или пересаживая ее на другое дерево.

О существовании звероподобных людей писал еще Пли­ний в начале нашей эры: «На острове Тапробане (так назы­вали тогда остров Цейлон) есть индийцы, которые сожи­тельствуют с дикими животными, и в результате получают­ся дикие существа — полузвери, полулюди, покрытые шер­стью, как первые». На берега реки Ганг в Индии Плиний помещает неких «калингов», таинственных существ, кото­рые рождались, по его утверждению, с хвостом. Хотя мно­гие историки науки и не особо доверяют Плинию, но здесь мы можем видеть прозрачный намек, пусть даже с мифиче­ским оттенком, на последствия ассимиляции человека с жи­вотными.

Эта ассимиляция могла происходить и не в такой ярко выраженной форме, как зоофилия, но происходила и на ментальном, энергетическом уровне, о чем говорит рас­пространение тотемизма среди аборигенов. Родовое жи­вотное несло на себе отпечатки этой ассимиляции, как при­способления к среде обитания и в то же время явной дегра­дации данной человеческой ветви. Может быть, пример бу­дет не очень удачным, но не упомянуть его нельзя. Помимо ученых, знаменитый Джеймс Хедли Чейз также задавался понятиями родственности человека и животного, правда, лишь от лица выдуманного им героя. А вот нынешний пи­сатель Тимур Пулатов в романе «Черепаха Тарази», отра­зившем, и весьма успешно, стадию превращения человека в черепаху (восточная притча), прямо говорит о понятии ро­да: в одном человеке животное чувствует брата, в другом — нет, ибо тот человек — представитель иного племени, ино­го тотема…

Нет ли связи и между человеком и гуманоидом-косми-том? Не ходят ли среди нас сотни, тысячи, десятки, а воз­можно, и сотни тысяч гибридов? И не гибридов вовсе, а на­стоящих братьев^ ибо, если вспомнить об одной-единствен-ной живой клетке, давшей всему начало…

Впрочем, то всего лишь околонаучный взгляд, да и не взгляд вовсе, *а гипотеза. Однако, согласитесь, впечатляю­щая!..

Станислав Лем, великий мастер задавать вопросы (впро­чем, как все философы), не особенно трудясь над изобрете­нием космических кораблей, поставил, кажется, самый главный вопрос: а на что он нам, дальний космос? Или нам скучно на планете Земля? Разве жизненно не хватает како­го-либо металла, нефти, газа и тому подобного? Зачем мы стремимся туда, в черную жуть вселенских бесконечностей?

Он же сам и дает ответ, вызывающий массу других, не менее главных вопросов: мы ищем братьев по разуму. Да, конечно. Разумный океан, вовсе не похожий на родствен­ника, или так нравившаяся шестидесятникам «разумная плесень»… Их, хоть и с трудом, все же можно идентифици­ровать по группе «крови» и признать кровную близость Океана и Человечества, но… Как ни странно, возникают вопросы уже не столько глобальновселенские (поиск брата может охватить все миры и пространства), сколько челове­ческие: нравственно — безнравственно? То есть: а можно ли? а надо ли? а хорошо ли? и — кому хорошо?..

Ну и, сами понимаете, так далее. Гениальный «Соля-рис». Кого отправлял Крис в ракете: любимую женщину Хари (которой, кстати, уже не существовало в этом мире) или монстра? Ему убивать монстра — безнравственно, а Океану — издеваться над человеком, вызывая к жизни его глубоко запрятанные кошмары?..

Вы заметили: самый дальний космос возвращает нас на Землю — мы задумываемся над нашим, сугубо земным. Так как же: убить таракана — или дать ему свободу для полной оккупации вашей кухни!

И возникает почти уверенность: Контакт, к которому сознательно или подспудно стремится Человек, поставит мир на грань звездной войны. По крайней мере, в нашей философии (религии не берем) утешительного ответа нет. Или мы — их, или они — нас. Экспансия.

Вот вам и братцы по разуму. Известно, что самые крова­вые баталии развиваются, когда воюют не просто враги, а враги-родственники. Правда, искомый ответ неожиданно могут принести они. А если нет?..